Александр Чернецкий: Тогда мы боролись «против», теперь мы боремся «за»

Интервью с Александром Чернецким мы договорились провести на свежем воздухе, сидя на скамейке во дворе дома, где живет музыкант. Тихий спокойный вечер будто способствовал непринужденной глубокой беседе. Впрочем, степенность и мудрость в общении, присущие Александру, подмечают многие, кому прежде доводилось беседовать с музыкантом.

- Александр, ваше возвращение на сцену было настоящим праздником для многих…

- А для меня это какой праздник!...

- Подозреваю…В общем, артист – без сцены…

- Да тут даже дело в том…Сцена, по большому счету, в какой-то момент спасает. Времени, которое ты думаешь еще похандрить, не остается – сцена выручает в этом плане. У меня же не первая эта операция – шестая. Несколько раз мне, слава Богу, везло с врачами. Потому что с нашей медициной…Из того, что рассказывают люди, и с тем, что я попал – когда мне первый раз делали операцию в 25 лет , это в Харькове было. Сделали операцию, она не получилась, занесли инфекцию, загноилась нога… Причем даже никаких извинений не последовало, ничего…Тут, конечно, когда во врачи идут люди, которые по блату поступали в медицинский институт, а потом калечат людей…Их, конечно, Господь…я не знаю, наказывает, не наказывает?.. Так что со здоровьем нужно быть, конечно, на «вы».

- Публика ожидала вашего возвращения.

- Публика…знаешь, очень сложная история была еще с советских времен. Операция стоила денег, и в то время помогали музыканты. В это раз мы тоже не хотели ничего афишировать, но развитие интернета такое быстрое, настолько явно пошла информация, что ее больше нельзя было скрывать. Видео обращение записывали, чтобы сказать, что не все так смертельно, успокоить…Что меня приятно удивило: в наши времена – их можно назвать по-разному – тяжелые, плохие, другие – но в наши времена люди все равно меняются, и переоценка ценностей все равное величайшая. Не так, как раньше люди были способны к благородному поступку. Может, это мне так кажется, и на самом деле все нормально… И вот было удивительно, что много людей по всему миру изъявили желание помочь. Это было очень приятно, потому что тенденция последних лет, когда все эти фразы о том, что рок-н-ролл он давно уже остался в 80-х годах, в лучшем случае в 90-х, и что сейчас людям совершенно наплевать на то, что происходит друг с другом, и на нашу страну, и вообще – на самом деле это какое-то мнение. Мнение, которое, например, ты смотришь по телевизору, и там все сериалы криминальные– и ты думаешь, что жизнь такая. На самом деле она совсем другая. Просто это они хотят, чтобы мы так думали, будто все плохо. Но этот пример со мной показал, что люди остаются настоящими. Поэтому мое возвращение – оно было благодарностью всем людям, которые помогли. Я не имел права не поправиться.

- Думаю, что поклонникам интересно будет узнать, появились ли за это время наметки новых произведений, тексты?

- Это вопрос достаточно традиционный, но нормального ответа на него почти никогда не бывает. Потому что тебя может ударить гром в любой момент, образно говоря (улыбаясь). Но честно – были какие-то наметки. Но я их оставил, может быть, на какое-то время, период больничный может тоже что-то вытеснил. Хотя альбом «Мазохист» в 90-м году – тогда мне девять месяцев сказали лежать на спине, не поворачиваться – это как раз после той неудачной операции, я писал песни, которые вошли в альбом. Это был период, когда я впервые в жизни попал в такую ситуацию, и это меня спасало. А сейчас – есть такое мнение, что песни, книги, – они должны появляться тогда, когда ты уже не можешь жить, то есть это настолько мучает, не дает спокойно жить, что этим обязательно нужно поделиться с друзьями. А когда ты садишься за письменный стол и начинаешь «копать» – хочется сказать: иди ты уже, чем-нибудь полезным займись. Не мучай ни себя, ни людей. Поэтому я к этому отношусь абсолютно философски… Есть песни, которые написаны Бог знает когда. Но ты обнаруживаешь в них то, что раньше не замечал, и это остается настолько актуальным, что хочется об этом петь.

- Острая социальная направленность всегда превалировала в ваших песнях. Но в последнее время вы стали задумываться также о метафизических вопросах... В связи с этим, стали ли вы менее категоричны в оценках и суждениях, относящихся к повседневности?

- Нет, конечно же. То, что было тогда – это была возможность, спустя десятилетия, когда предки жили в ужасе и страхе, сказать за них слово. Родители были в ужасе, когда подростки начинали петь такие песни, за которые…хотели посадить, но не могли. И мы настолько оборзели – причем по всей стране, что мы ответили за то поколение, которое умирало на войне, от голода, за их страдания и лагеря – мы ответили. И это был такой вклад, требование, что мы хотим жить по-другому. И это как раз вопрос о том, что мы тогда с кем-то боролись, а сейчас бороться не с кем, будто бы. Тогда мы боролись «против», теперь мы боремся «за». За человеческие души, за людей, потому что они попали в сложную ситуацию – та самая пресловутая переоценка ценностей, когда раньше люди могли отдать зарплату за сборник Ахматовой, а сейчас они хотят столько денег–на что? На эти железные штампованные коробки (смотрит на машины). Души, фактически, нет. И нет ни страны, ни патриотизма. И это самый большой грех, когда люди думают, что этим они оправдают свою жизнь. И когда мы поем какие-то свои вещи – о душе, о любви, о жизни, о смерти, предательстве – то я пытаюсь сказать: ребята, вот это же самое главное. Вы не думайте, что там, где вы работаете, или кто вас пытается нагнуть, изменить вас, сломать, подстроить под систему – если вы на это пойдете, это будет важным шагом. Или, может быть, вы останетесь самим собой и будете делать что-то как личность, как человек, как творец природы. Ты – песчинка, рожденная во Вселенной ради непонятных идей кого-то. Вы сами должны творить мир и историю. И из этого преодоления ваша жизнь изменится, и вашим детям не будет стыдно за вас. И наш рок-н-ролл за то, чтобы люди оставались настоящими.

- Вы замечаете то, что эти идеи песни, о которых мы говорим, они остаются в головах старого поколения и у тех, кто еще способен понимать эти идеи. Среди молодых музыкантов этого явления почти не встречается...

- Мне задают вопросы, про молодых – это не та молодежь, которой мы были. Я понимаю, что это ужасно, и это время – оно сейчас уходит безвозвратно. Причем это понимаем не только я и ты, но и другие, которые имеют способность видеть и сравнивать. Я понимаю, что есть молодые, которые талантливые и т.д. Но сам общий фон, практически нереальность происходящего, безвыходность происходящего – она обламывает даже тех, которые хотят достучаться до небес. Я знаю, это очень печально.

- Но это же какой хороший вызов для музыкантов! Это уже борьба не с внешней системой, а изнутри.

- Это тяжелее, намного. И тут нужно, чтобы какой-то стержень был. Я очень уважаю людей последовательных, которые: сказали – делают. Даже спустя какое-то время они об этом не забыли, они продолжают гнуть свою линию. Не потому, что они сказали, а потому, что они к этому шли и думали, что будут делать. И мне очень нравится сама структура рок-группы как таковой, идеал, как я считаю – это группа друзей, товарищей. Не собравшихся на время, а людей, которые по жизни одинаково думают. Одному тяжело, вдвоем – легче. А команда – еще проще. Ты уже составляешь некую боевую или творческую единицу, как Ночной Дозор, когда ты имеешь возможность выступать перед большой аудиторией, что очень важно.

- Наверное, дело в том, что сейчас мы привыкли к теплому мирку, который боимся потерять. Дом, работа, для людей творческих – контракты…

- Рыночные отношения - в принципе, это все пошло от капиталистического мира. Там людей подсаживают на продукты потребления. Кредиты на тридцать лет на дом. И ты уже не можешь ни заболеть, ничего, иначе – выкинут. Это то же самое рабство, только тогда не было ничего, а здесь вроде бы есть. Но есть – только твоя жизнь ценная, которая на хрен не нужна никому, если тебя выкинут. И все, и ты – заложник. А это производство товаров и увеличение денег, чтобы люди тратили все время на то, чтобы это купить – а оно им на хрен не надо, они уже перестают интересоваться настоящим. Появляются новые гаджеты, люди этим интересуются, и жизнь профукивается очень быстро, и люди не осознают, почему. Может, было какое-то стремление задуматься о душе, но когда друзей мало, или не с кем поговорить, или ты не интересуешься ни литературой, ни музыкой – тогда вообще все, кранты.

- Все так и происходит...

- Все это печально, конечно. Но, судя по истории нашей страны, у нас все так необычно, нестандартно, в своей психологии, (менталитет–это слово непонятное уже). Вот русским людям, которые жили на одной территории, которые боролись за то, чтобы остаться сильными – вот это, может быть, очередное испытание, которое не то чтобы закалит, но встряхнет… Я часто бываю на Украине – одна страна была, но мне кажется, что в России больше сопротивления всему этому. На Украине – это страна спящих ангелов, это прекрасные люди и взаимоотношения, но люди настолько брошены, там еще хуже… Мы живем в больших городах, но это же не вся Россия. Что происходит чуть дальше – во Владимирской области, например, ты понимаешь, что там полная безысходность… Ну, что-то мы с тобой зашли куда-то…

- В депрессивно-философские размышления.

- Ну а как же русскому человеку не поговорить об этом? Э то же важно. Это же ни как американцы: хау а ю? Как в фильме «Брат»: они все так говорят, это просто так. Это ты не должен общаться, это ни к чему не обязывает. (улыбаясь).

- Сейчас стали очень популярны различные панк-группы, которые открыто призывают к сопротивлению, и иногда даже к радикальному. Как вы относитесь к тому, чтобы пропагандировать какую-либо идею именно с таким правым, крайне правым уклоном?

- Ну, или крайне правым, или крайне левым. Я считаю, что эти люди – достаточно безответственны. Призывая чужих детей на баррикады, они не ведают, что творят. Они провоцируют, а ответственность возлагают на тех, кто им поверит, сами взамен ничего не предлагая. Они, может быть, тешат свое эго, вроде «мы такие крутые революционеры», а ответственность возложим на вас, идите, бомбы бросайте. Это ведь было уже? Было. Терроризм пошел из царской России. Чем это закончилось?...

- Ну, то есть, возвращаясь к ответственности музыканта перед публикой. Вы один из таких людей, который отвечает за каждое свое слово.

- А как по-другому?.. Вот сейчас вспомнился фильм «Бригада». Саша Белый пришел на стрелку, они могли его просто задушить. Но он сказал: да, вы можете меня убить, но что скажут люди? Наша жизнь – это песок, который течет сквозь пальцы. Но подумайте, что скажут люди. И это правда . То, что ты делаешь – ты должен за это отвечать , безусловно. Потому что ты –человек… Тяжело, конечно, когда может быть…хотя, не буду говорить. (небольшая пауза). Была такая мысль, что тяжело прожить в непризнанности, безвестности, оставаясь собой. А на самом деле так и должно быть, если ты выбрал этот путь, он самый настоящий, самый благородный. И только от тебя зависит то, что будет происходить. Ты не перекладываешь ответственность на другие плечи. Все это очень рядом и настолько переплетено, но с другой стороны настолько ясно, что люди, которые это понимают – им об этом говорить не надо. Это существует, и, знаешь, как говорят, как надо заниматься воспитанием ребенка? Вот ты говоришь какие-то благородные вещи, а сам будешь на самом деле подлецом по отношению к женщинам, людям старшего возраста. То есть это не работает. Потому что ребенок – для него не так важны слова, как поступок личный. Какой ты учитель или воспитатель, если сам делаешь по-другому? Так и в жизни – только личным примером можно что-либо обусловить.

- Такой вопрос... Вам как человеку творческому не могу не задать. Многие музыканты говорят, что они являются как бы «проводниками», «передатчиками», которые улавливают сигналы извне и в своем творчестве отражаю то, что им дано было почувствовать свыше…Можете ли к себе нечто подобное отнести?

- Был бы не честен, если бы сказал «да». Я не знаю. На самом деле, никто не знает. Это происходит какая-то химическая реакция, в голове. Вот когда ты влюбляешься, у тебя ведь тоже происходит что-то такое, что ты начинаешь думать о человеке, а весь мир отходит на другой план. И все твое сознание занимает даже не человек, а ощущение неуловимое, которого не было раньше. У тебя горло перехватывает, сердце щемит… А ты настолько находишься в другой ипостаси, ты паришь, ты можешь горы свернуть и тебе уже не страшна ни смерть, ни увечья. Что это? Химическая реакция, которая меняет человека. Это не алкоголь и наркотики, это что-то другое. Так может быть то же самое с песнями? Появляется ощущение, которое ты не можешь побороть, а хочешь его – как чудо – дарить. Чудо, это когда без инструментов рождается нечто, которое в себе содержит столько информации, не только словесной и музыкальной, а еще и душевной. Этот коктейль настолько совершенен, что посредством человеческого голоса, без помощи инструментов, любой может спеть песню. Он же поет не потому, что хочет показать, какой у него голос, а потому что хорошие слова. Они из него льются, он ими наполняет мир. И, знаешь, это чудо, когда песни, благодаря мелодии, слова песни запоминаются намного быстрее. Это получается мгновенное внедрение в тебя, если душа открыта. И вот оно входит, и ты уже этим заражен и хочешь поделиться этим. А ведь не было ничего, чтобы это возникло, ни пера, ни бумаги, ни гитары…Просто, может, рождение ребенка – тоже чудо. Но для этого нужны некие физические…прилагательные (улыбаясь). А для этого – никаких. Так что зачем знать секрет этот и говорить о том, что я передатчик каких-то высших сил. Откуда ты знаешь? Слава Богу, что это есть, вот и все.

- Вы каждую песню проживаете на сцене.

- Ну, вот если я с тобой говорю, я переживаю, отвечаю за свои слова, думаю, как сказать лучше, чтобы меня поняли, то в песне это настолько кристаллизовано, что за каждую запятую ты несешь ответственность. У меня – так. Это все чисто индивидуально. Мне так естественно.

- Наверное, каждый музыкант должен стремиться к этому, раз ему дана такая возможность, воздействовать на умы и сердца людей.

- Ну, знаешь, каждый человек никому ничего не должен, по большому счету, а на самом деле должен понимать, что он творит. А как это происходит – может, кто-то занимается музыкой, потому что ему интересен сам процесс написания, даже не важен конечный результат; у кого-то – это «прикладная математика», вот он музыкант, и пойдет играть в ресторан, потому что другого он ничего не умеет. Кто-то это делает потому, что по-другому не может. Вот это последнее более естественно для большинства музыкантов…Многие мои друзья умерли потому, что не нашли применения в новом мире. Все очень быстро сгорели, каждый по-разному, но от того, что они потеряли то ощущение "настоящности", которое было тогда. У меня, может быть, на фоне моей болезни было больше сопротивления, душевных чаяний в сторону того, чтобы двигаться. Это меня подстегивало, не один я, конечно, жена, друзья, родители, и мне уходить в какое-то отчаяние, депрессию по поводу рухнувшего мира, просто не было резерва для этого… Вообще я человек оптимистичный, и всегда пытаюсь передать это другим. (улыбаясь). И касательно музыки – я думаю, что каждым отливом следует прилив, история развивается по спирали, и придет время, когда мы посмотрим на эту жизнь совсем по-другому, на новом уровне, и оценим все совершенно в ином свете.

Ближайший концерт Александра Чернецкого и группы Разные люди состоится в Петербурге 2 сентября, в клубе «Barcode bar» (бывший «ЕND Club»).
Адрес: м.Садовая, Московский пр. 10/12 Стоимость билетов: 350 р.