Чарли Шин: «Смерть — для дураков и любителей»

На днях Чарли Шин признался телеканалу NBC, что ВИЧ-инфицирован. И пока бывшие подруги актера готовят иски в суд, вспоминаем его самые яркие высказывания по разным вопросам.

За 30 лет карьеры он стал секс-символом, комиком, голливудской звездой, превратившейся в изгоя. Он — актер, предпочитающий солидному кино искусство великого дебоша. Высказывания инфицированного ВИЧ и никогда не стеснявшегося в выражениях Чарли Шина позволяют убедиться: какой бы ерундой он ни занимался и как бы ни уходил в отрыв, ему всегда есть что сказать.

О славе

Здесь наверху бывает одиноко, но мне точно нравится отсюда вид.

Слава — неверная любовница. Она очень переменчива. Со стороны кажется черт-те чем, но стоит заполучить ее — и тебя ждут только расстройства, профессиональные, социальные, душевные. Расстраивает то, что тебя вдруг начинает так сильно беспокоить, как ты выглядишь со стороны.

Я мечтал стать узнаваемой знаменитостью. Я думал, что это главное: женщины, деньги, слава, вся эта [.....] (ерунда). Когда ты этого добиваешься, попадаешь в эпицентр шторма, все это уже не так радует.

Мой брат Эмилио (актер Эмилио Эстевес. — Прим. ред.) не чокнулся от славы так, как я, когда впервые попробовал ее на вкус. Я же просто думал, что делаю все, что полагается. Ты просыпаешься звездой, и все вдруг становится бесплатно. Каждый хочет быть твоим лучшим другом. Это прекрасно и опасно: чем больше ты зарабатываешь, тем больше тебе хотят всучить бесплатно. Должно быть наоборот.

Многие из моих проделок были вызваны чувством стыда и чувством вины. Я тусовался с кем-нибудь ниже себя классом и тратил все, что мог, поскольку на каком-то уровне считал, что не заслужил все, что имею. Я все время ждал, когда же меня разоблачат. Когда занавес вновь опустится? И все это потому, что я был нормальным актером, который делал то, что любил, к чему-то стремился, а потом вдруг в один день стал ходячим предметом потребления.

О себе

Мне надоело притворяться, будто я не сволочная звезда с Марса. Людям меня не понять, они не догоняют. Я этого и не жду. Обывательским умом меня не понять.

Я все еще жив, что довольно клево.

Волшебство, поэзия у меня даже на кончиках пальцев.

Честность сквозит не только в моих работах, но и в моей личной жизни. И я страдаю из-за своей честности. Я невероятно старомоден. Я джентльмен. Я рыцарь.

О женщинах

Я не плачу спутницам за секс. Я плачу, чтобы они ушли.

Я пробовал жениться. Пока проигрываю 0:3. Я игрок и уважаю цифры. Поэтому 0:4 не бывать.

Единственное, что понял, — я ничего не знаю о женщинах. Они остаются загадкой. Но я научился не пытаться их понять. Это путешествие бесконечно, и поэтому оно так затягивает.

О своей кинокарьере

Я получил «Оскар» за лучший фильм («Взвод» Оливера Стоуна. — Прим. ред.), когда мне было 20. А я даже не старался. Я даже еще не разогрелся.

Трудно сказать конкретно, какие роли я упустил. С другой стороны, именно этим я известен.

Об Оливере Стоуне

Если его не устраивает твоя игра, то он подойдет и начнет: «Ты что, педик из Малибу? Ты в волейбол на пляже переиграл в детстве?» Он как-то сказал, что моя реакция в кадре похожа на худшие моменты Марка Хэмилла. Я ответил, что принимаю это как комплимент, потому что обожаю «Звездные войны».

О съемках «Уолл-стрит»

Я запил. Мы были в Нью-Йорке, и я до трех-четырех часов ночи бухал в барах, а к шести утра добирался на съемки, чтобы быть в кадре с Майклом Дугласом и играть свою половину сцены.

Это было эпохально. Я тусил так, что Синатра, Флинн, Джаггер, Ричардс, все они на моем фоне — жалкие безрукие дети.

Единственное, чего я не пробовал, это героин. Еще в 10 лет себе пообещал, что никогда до него не дотронусь — потому что иначе или умру с первого раза, или буду торчать на нем до конца жизни. Наверное, так же надо было поступить и с остальными наркотиками.

У меня один наркотик. Он называется «Чарли Шин». Не продается — а если попробуешь, умрешь. Лицо расплавится, и дети будут плакать над твоим разорванным телом.

Я чуть не умер — куда уж хуже? Уверен, что два или три раза наркотики и алкоголь чуть не доводили меня до смерти. То, что я жив, по большей части просто удача. Я уже испускал дух, и тело должно было сдаться следом.

О смерти

Смерть — для дураков и любителей.